46170539

Источник: портал Pravoslavie.ru

 Рассказ, основанный на реальной истории  прихожанки

храма святителя Николая в Котельниках.

 

Людмила читает акафист святой мученице Людмиле в храме перед иконой святой. Беззвучно шевелятся губы, а в глазах – лучики света, надежды и благодарности святой мученице за то, что не оставила ее в беде.

Несчастья Людмилы начались, когда она похоронила мужа. Это была поздняя любовь. Они встретились, когда ей было 48. За спиной долгое одиночество, двое взрослых детей и серая тоска. Ему было пятьдесят, до Людмилы пытался завести семью, но как-то не складывалось. Никогда не винил своих бывших. Говорил, что, видно, всю жизнь искал свою Люсю. Немногословный, надежный, всегда найдет нужное слово, чтобы ободрить. Людмила и Виктор прожили вместе пять лет. Ей еще никогда не было так спокойно и надежно в жизни. Воспитанные в советское дефицитное время, они радовались тому, что у них было, умели обходиться малым. Да к тому же, Люся умела шить, вязать, готовила отлично. У них было простое тихое счастье.

А потом его убили. Подло. Ножом в подворотне. Подонков так и не нашли. Что им было нужно? Он больше трехсот рублей и не носил с собой никогда. Всегда все деньги выкладывал в коробочку, которая лежала в шкафу, небольшие, конечно, деньги но честные, своим трудом заработанные.

Жизнь для Людмилы закончилась. Словно выключили в комнате свет. А она осталась сидеть в темноте. Для нее перестало существовать время, она просто сидела в оцепенении. Перестала ходить на работу, перестала одеваться. Перестала мыться, чистить зубы. Перестала разговаривать с людьми.

Жизнь для Людмилы закончилась. Словно выключили в комнате свет. А она осталась сидеть в темноте. Для нее перестало существовать время, она просто сидела в оцепенении. Перестала ходить на работу, перестала одеваться. Перестала мыться, чистить зубы. Перестала разговаривать с людьми.

Психологи называют такое состояние осложненным горем – стадия глубокой депрессии после потери близкого человека, в таком состоянии люди добровольно готовы отправиться на тот свет. Они винят себя в гибели любимого и не хотят без него жить.

Ни дети, ни   подруги не могли вытащить Людмилу на улицу. Она похудела на двадцать килограммов. За год после смерти Виктора ее квартира в подмосковном Егорьевске превратилась в логово дикого зверя – темно, все зеркала занавешены черной тканью. И, словно затравленный зверь, на серой от грязи кровати неподвижно смотрит в одну точку женщина, ставшая за год старухой…

Однажды, уже осенью, открыв дверь своим ключом – дали дети Людмилы на всякий случай, в квартиру зашла подруга Людмилы Валентина:

— Так, дорогая моя, сейчас будем одеваться. Мне сегодня в маршрутке рассказали, что в Москве есть храм, в котором есть икона твоей святой – Людмилы. Никогда в жизни такую не встречала. Давай поедем к ней, попросим ее помочь? Ну посмотри, уже кожа да кости, скоро сама окочуришься! Глянь — в холодильнике пусто, уже стала на ведьму похожа. Ты думаешь, Вите это все нравится? Ему молитвы твои за его душу нужны, а она сидит, себя жалеет!

Людмила продолжала сидеть на кровати. Она не жалела себя. В голове тускло промелькнула фраза «Тебе не понять…. Жалеет… у тебя муж живой, не понять тебе…»

Сдвинуть с места Людмилу не удалось. «Ну как знаешь», через полтора часа в сердцах крикнула Валя — сиди себе, а я съезжу, помолюсь за тебя!

Она вернулась через три дня. Деловито открыла дверь, зашла. Осмотрелась в квартире. За это время здесь ничего не изменилось. Та же пыль, та же унылая черная ткань на зеркалах. Та же Люся в ночнушке. Только сидит не на кровати, а на табуретке, в неудобной позе.   Обхватила коленки и сидит, как не падает с табуретки, непонятно.

— Съездила, Валентина стала расстегивать свое пальто, насилу нашла храм этот – центр вроде, на Таганке. А куда идти – неясно. Храмов-то много рядом. Кто в одну сторону пошлет, кто в другую. Но добралась, а там еще спуск такой к реке, по дороге, чуть не покатилась вниз. Представляешь? Но уж когда добралась – не пожалела – хорошо-то как там…

Казалось, Людмила не слушает болтливую подружку. Но, она-то, Валя, увидела, что впервые за последний год в глазах Люды появился осознанный взгляд. И даже подобие интереса.

— Ну так вот, продолжала воодушевленная Валентина,   Пока дошла, вся душа вон, с моим-то весом, а тут вниз семенить пришлось. Подхожу, захожу за ограду. Цветов – море! Хризантемы, георгины даже остались, представляешь? Это в ноябре-то! Ну, думаю, никак святая Людмила меня сюда привела, видит, как я хочу тебе помочь.

Церковь небольшая, белая, народу мало, тихо. Зашла в лавку, у свечницы спросила – где тут у вас икона святой Людмилы?   Она мне показала, да, говорит у нас еще и частица святых мощей ее, мученицы нашей, хранится. И оказалось, что через два часа будут и акафист ей читать!. Я свечку поставила, а сама думаю, через два часа, уже шесть вечера будет, пока почитают, еще час, на электричку-то могу и опоздать. Ну ничего, думаю, ради подруги, потерплю.   Постояла, помолилась. Вышла на улицу, а там дворик внутренний такой, и статуя святой Людмилы стоит. А рядом скамеечки. Села. И вроде бы холодно должно быть, а нет — не мерзну. Дождалась акафиста, молилась сердечно. На, вот тебе привезла, и Валентина протянула Людмиле тоненькую книжку, акафист святой Людмиле.   – И ты знаешь, Люсь, так хорошо, так светло на душе было. В храме темно, свечечки горят, мерцают. Тепло, душевно. Собралось человек десять, так хорошо попели. Уж я со слезами молилась Людмилушке, тоже вдовица, оказывается была, чтобы помогла тебе. Ну ты ж не одна такая, ну сколько баб мужей хоронят, и ничего, живут дальше. Тебе не легче сегодня? Может, пройдемся на улице, а? Спертый дух у тебя, грязно, посмотри.

Людмила, посмотрела на подругу, словно хотела что-то сказать, но вдруг опустила глаза и замолчала. А Валентине вдруг показалось, что вот-вот, и она вытащит Людмилу из оцепенения. Она вдруг разухабисто начала: Ну-ка мы сейчас тут порядок наведем, полы намоем,   тебя вымоем, красавицей будешь! Говоря, она начала собирать разбросанные вещи, раздвинула занавески, подошла к зеркалу и сдернула с него траурное полотно. Свет брызнул в комнату.

— Нет!! А-а-а!!!! Уходи!!!!   Людмила вскочила, и стала истерически задвигать занавески, судорожно набрасывать покрывало на зеркало. Уходи!!! Видеть тебя не хочу! Зачем? Оставь!!! Женщина зарыдала с диким ревом, и казалось, ничто ее не может остановить.

Нет, подумала Валентина, ничего ей не поможет, видно, уже в могилу собралась. Хотела, как лучше. И святая Людмила не помогает чего-то. А сказали, скоропослушница, что быстро на просьбы отзывается.

—   Ну что ты, сумасшедшая! Ну и сиди себе в берлоге! Нервы у Валентины сдали. Он набросила пальто и вышла, громко хлопнув дверью.

Людмила   выла от боли, от горя, от непонимания. Затем притихла, продолжая изредка всхлипывать.   Перед глазами проносились счастливые дни с Виктором, и ничего, ничего не могло вернуть их. Людмила повернула голову – на столе лежала брошенная брошюрка с акафистом. Подошла. Открыла где-то на середине:

……Радуйся, яко сиротам и вдовицам ты еси была мать и питательнице; Радуйся, и нищим ты еси была милостивая подательнице и обидимых благая защитнице. Радуйся, со князем супругом твоим в благочестии пожившая; Радуйся, и чада твоя в страхе Божиим воспитавшая…

— Радуйся, яко сиротам и вдовицам ты еси была мать и питательнице, — прочитала Людмила —   Сиротам и вдовицам. А я и вдовица, и сирота. Никогошеньки нет у меня больше, без Витеньки.

Она продолжала задергивать зеркало, а сама все чаще посматривала на книжицу. Затем села и заставила себя прочитать первые два разворота…

         На следующее утро Валентина проснулась от настойчивого звонка в дверь, посмотрела на часы – половина седьмого, еще полчаса можно было бы поспать. Валентина со вздохом посмотрела на мужа, лежащего рядом, тот спокойно посапывал. Ну и нервы у моего железные, подумала Валя и стала накидывать халат.

— Людка!   За дверью стояла Людмила, точнее, то, что оставалось от пыщущей когда-то здоровьем веселой подружки Людки – изможденная женщина, с всклоченными волосами, в старом плаще, поверх все той же серой ночнушки, в разношенных шлепанцах.

— Валя, — тяжело дыша, прохрипела Людмила. От долгой неподвижности она совсем разучилась ходить. Сил после подъема на третий этаж совсем не осталось. – Валя, где этот храм? Помоги мне добраться до него.

Валентина лихорадочно соображала, сегодня в магазине, где она работала товароведом, была назначена ревизия. Отменить нельзя. Но и подругу оставить нельзя – вон дела-то какие творятся! Не иначе, как святая Людмила услышала мольбы.

— Так, подруга, давай-ка ты сначала умоешься, позавтракаешь, а потом будем решать. Одну я тебя точно в Москву не отпущу.

—             Нет, Валь, ты мне только адрес скажи, мне сегодня нужно к ней приехать. Людмила была настойчива. Она говорила жарко, задыхаясь, не осознавая, что выглядит нелепо в своем старом плаще, надетом на ночную рубашку, говорила о том, что ей нужно поклониться святым мощам своей святой и много чего говорила, пока Валя мыла ей голову, одевала в свою теплую одежду, которая, правда смотрелась не менее нелепо – юбки и кофты дородной Валентины болтались на истощенной Людмиле, но все равно это было лучше ее первоначального наряда.  

Валентина понимала – раз святая Людмила зовет подружку, нужно ехать, но как ее отпустить? А ревизию не отменишь. В конце концов решилась – дала адрес храма, подробно написала на листочке, как добраться до храма, и, опаздывая, все-таки, на ревизию, на такси довезла подругу   до вокзала.

Людмила вышла из метро на улицу. Ослабленные от долгой темноты глаза уже стали привыкать к уличному свету. Она шла осторожно, пытаясь поймать несуществующую опору. Шла, пошатываясь, и в то же время старалась идти быстрее – торопилась к святой Людмиле. «Алкоголичка», думали люди, но ей, Людмиле, было совсем все равно, что думают про нее окружающие. Лишь бы поскорее до храма добраться! Для здорового человека дорога от метро до храма святителя Николая в Котельниках занимает от силы семь-десять минут, и то, если человек идет не спеша. Для Людмилы это была дорога жизни – каждый шаг ей давался с трудом, мышцы ослабели и не хотели слушаться. Она останавливалась после каждых двадцати шагов – передохнуть.   Спуск к Котельнической набережной ей и вовсе пыткой показался – крутой уклон, держаться не за что. Господи, как же люди сюда ходят? Святая Людмила, помоги! Потихоньку, осторожно добралась до перил, которые начинались у церковной ограды. Отдышалась.

В храме было пустынно. Ей не нужно было подсказывать, где находится икона – с закрытыми глазами нашла бы. Долго стояла Людмила перед святым образом великой Княгини Чешской, долго молилась и изливала свою душу. Как будто не была она истощена, как будто, кто-то рядышком поддерживал ее и ободрял.

        Уже потом Людмила рассказывала, что в это сложно поверить, но когда она подошла к иконе со всем грузом своего горя, она ощутила теплый свет, исходящий от глаз святой. И в этом свете предметы вдруг начали обретать цвет. А до того дня все было для Людмилы серым. И поняла она, что ее любимый Виктор просит за него молитв, и как она эгоистично, греховно себя вела, думала только о себе.

IO4A9972-2

…Долго стояла Людмила перед святым образом великой Княгини Чешской, долго молилась и изливала свою душу…

Из церкви она вышла спустя несколько часов другим человеком. Она снова вернулась в наш живой мир – достойно нести свой крест.

В храм, где она избавилась от своей беды, Людмила старается приезжать хотя бы раз в месяц – поклониться святым мощам великой мученицы Людмилы Княгини Чешской.

«Радуйся, яко тобою дивен Бог во святых

 

Своих является».

«Радуйся, яко мощи твоя прослави Господь

 

нетлением благодатно».

Каждый год 29 сентября, в день памяти святой Людмилы Княгини Чешской в храм святителя Николая в Котельниках, где хранятся святые мощи мученицы, приходят сотни Людмил. Среди них можно встретить и нашу героиню. Она знает – святая Людмила, заступница перед Господом Богом,     не оставит ее.